Заоблачные истории

Книга издана "Детской литературой" в 1991 году с прекрасными рисунками Юры Сковородникова.
Тираж - 100 тысяч.

Редактор Инна Антипенко, художественный редактор Татьяна Никитина, которая и сосватала мне Сковородникова, за что ей и признателен. 

Вслед за рассказами о Петре Первом это вторая книжка, написанная мной по заказу.

А появилась повесть вскоре после  командировки в Рязанское десантное училище. 

Не помню уж, кому из работников журнала "Мурзилка" пришла в голову идея написать о десантниках.

Мне это задание казалось совершенно непосильным. 

Но после пятидесятикилометрового марша-броска, совершенного с десантной ротой, когда в кровь стер  ноги кирзовыми сапогами, все представилось в ином свете -  
легко-выполнимым, коли есть приказ.

С таким чувством и писалась книжка в одном из проездов Марьиной Рощи, где снимал тогда квартиру...

Удивительно, что никто особенно не придирался ни к рисункам, ни к тексту.
Да, пожалуй, не до того было -  уже началось в головах, как говорится, брожение.

Как-то выступал я перед читателями.
Почему-то в здании Министерства иностранных дел, что на Смоленской.
Когда закончил, подходит ко мне некий дипломат средних лет и участливо 
спрашивает, в каких именно десантных частях я служил и не боялся ли первый раз прыгать с парашютом...

Мне, как человеку, совершившему единственный в жизни марш-бросок, вопрос был исключительно приятен.
То есть, несмотря на некоторую "завиральность",  есть и достоверность в "Заоблачных историях".



Заоблачные истории


Аэродромная собака
История первая

Ветер разгуливал по аэродрому. Гнал тяжелые облака. Казалось, они вот-вот приземлятся – чуть слышно, влажно прошуршат мимо нашего самолета и упрутся в стеклянный вокзал, окутав его серой сыростью.
«Раскрывать или не раскрывать?» - думал я о зонтике, поглядывая то на небо, то на толпу перед трапом.
-Не волнуйтесь! Всех посадим! – говорила девушка в синей пилотке, проверявшая билеты.
А пассажиры хотели побыстрее оказаться внутри, в тепле, каждый в своем кресле.
Какой-то дядя лез вперед, подняв над головой банку с рыбками.
-Посторонись! – вскрикивал он, - Вода стынет!
Другой, в тюбетейке, пробивал дорогу позеленевшим самоваром:
-Медалист! Пустите с медалистом!
-Дыни! – охали в толпе. – Дыни помнете! Не прите!
-Тише, тише! – устало повторяла девушка. – Без вас не улетим! Всем места хватит…
Но пассажиры, видно, не верили. Боялись, что самолет все-таки улетит из-под носа. И толкались. И напирали.
-Товарищи, спокойно! – прогремел вдруг голос, будто из громкоговорителя.
Все обернулись. Чуть в стороне стоял парень богатырского вида. При взгляде на него хотелось выпятить грудь, расправить плечи. Он отличался от остальных пассажиров, как военный корабль может отличаться от прогулочных катеров.
-Товарищи! – развел он руки. – Оглядитесь!
Все замерли и стали оглядываться. Даже девушка у трапа. Даже помощник пилота из дверцы наверху.
-Посмотрите на эти сизые облака, гонимые вольным ветром! На эти лайнеры-красавцы, созданные человеком! Как прекрасно все вокруг! А вы, товарищи, толкаете друг друга…
Пассажиры потупились.
Но один мальчик, продолжавший вертеть головой, вдруг воскликнул:
-Смотрите, смотрите – собачка!
Действительно, там, где кончалась взлетная полоса и начинался лес, кто-то бежал во всю четвероногую прыть.
-Эх, разогнался-то! – покачал головой дядя с самоваром. – Сейчас взлетит!
Но взлететь не удалось. Протяжно завыла сирена, и к собаке помчался автомобиль, мигая оранжевой надписью «Следуй за мной!». Он отрезал путь к лесу. Тогда собака повернула к нашему самолету.
-Может, бешеная?! – заволновались пассажиры.
-Спокойно, - сказал дядя с рыбками. – Как натуралист разъясняю: на аэродромах, помимо соколов, должны быть специальные собаки.
-Ах, еще и соколы! – охнули в толпе.
-Птицы соколы, - пояснил натуралист, - охраняют воздух, распугивая ворон, чтобы не мешали взлету и посадке. А собаки стерегут землю, чтобы мелкие грызуны не лезли под колеса…
Тем временем собака приближалась. Уже было видно, что это матерый пес. Может, и правда – специальный, аэродромный.
-Да это же мишка! – закричал мальчик.- Настоящий мишка!
-Медведь! – толпа у трапа покачнулась.- Хищник!!!
Кто бросился вверх по ступенькам. Кто запрыгивал на крыло. Кто хоронился под колесами. Громыхая всеми медалями и фигурным носиком, покатился по асфальту самовар…
Неожиданно для себя раскрыл я зонтик, надеясь укрыться за ним.
Случилось то, что называется коротким, но обширно-звучным словом – паника!
А медведь, оглядываясь через плечо на гудящий автомобиль, мчался со всех ног к нашему самолету.
-Стой! Ни с места! – грянул богатырский голос.
Медведь остановился как вкопанный, будто сзади у него раскрылся тормозной парашют. Он даже присел на миг. Но тут же грубо рявкнул и поднялся во весь рост. Страшно было глядеть на него. Даже из-за зонтика. Как ни могуч был с виду наш богатырь, а куда уж ему с медведем тягаться…
Покачивая головой, зверь раздумывал, что делать дальше. Маленькие его глазки осматривали пассажиров.
-Хоп! – крикнул богатырь, выхватывая зонтик из моих рук. – Хоп-ля! – И он ловко сунул зонтик в медвежью лапу.
Медведь растерянно уставился на зонтик. И вдруг закружился, закружился, приплясывая на коротеньких лапах.
Тут и подоспела погоня – из автомобиля вывалился бледный человек в мотоциклетном шлеме.
-Мадлена! – рявкнул он по-звериному. – Ко мне!!!
Тяжело вздохнув, Мадлена выронила зонтик. Обреченно махнула лапой и опустила голову. Надевая ей намордник, человек в шлеме сбивчиво жаловался:
-Не хочет в Австралию лететь! Три года договаривались! Цирк на гастроли – она ни в какую! Вот из клетки удрала! Спасибо, товарищ, задержали...
Наш богатырь похлопал Мадлену по спине:
-Ну, чего там! Слетай на зеленый континент – потанцуй для народа.
Пассажиры долго глядели вслед Мадлене, которую вели на поводке к транспортному самолету. Никто уже не спешил подняться по трапу. Наоборот, некоторые спускались вниз. Все окружили нашего богатыря, трясли ему руку, поздравляли. Дядя в тюбетейке дарил самовар:
-Медалист! Бери на память!
-Товарищи пассажиры, проходите, проходите в самолет! – уговаривала девушка в пилотке.- Пора на взлет!
Тяжелые тучи плыли над аэродромом, и трудно было представить, что где-то в мире может быть сейчас солнце.

Мальчик с пальчик
История вторая

А солнце, оказывается, было прямо над нами – стоило только подняться повыше. Поначалу-то мы летели в непроглядной серой мгле. Но вскоре она посветлела, превратилась в золотистый утренний туман. А потом лишь самые длинные облачные перья доставали до иллюминатора. Самолет выбрался под солнце. И поднимался все выше.
Я разглядывал зонтик со следами Мадлениных когтей на ручке. Надо было его подарить – плясала бы Мадлена в Австралии под зонтиком.
Рядом со мной сидел наш богатырь-укротитель.
-Извините, что так получилось, - огорченно кивнул он на зонтик. – Я с медведями раньше не встречался. Не знаю, какие у них повадки. Надо, думаю, чем-то отвлечь. А тут зонтик подвернулся…
-Да как же вы не растерялись? Зонтик-то – чепуха. Можно сказать, с голыми руками на зверя!
Богатырь улыбнулся:
-Ну, руки тогда голые, когда голова пустая. Главное, противника озадачить и самому не сплоховать, как говорит наш капитан Крапива. Николай! Возвращаюсь к месту службы из краткосрочного отпуска, - протянул он руку.
А рука эта была такой величины и силы, что называть ее голой было, конечно, глупо. Такой рукой, пожалуй, можно и дрова без топора колоть.
Познакомились мы. И разговорились.
-Тоже по военному делу лечу! – похвастал я. – Задание нелегкое – о десантниках написать. А чего – ума не приложу! Ну, прыгают с парашютом… То ли дело – пограничники! И собаки сторожевые, и дозоры, и секреты, и нарушители, и задержания. Да о них, говорят, уже много написано…
Николай рассмеялся:
-И я ведь кода-то хотел на заставе служить. Только вышло иначе. Такая вот история…

Самолет наш летел под неустанно сияющим солнцем. Земля внизу была плотно укрыта облаками. В тишине ровно гудели двигатели. И Николай Тетя неторопливо рассказывал свои заоблачные истории…

-Честно говоря, росточек у меня был никудышный. Стыдно даже ростом назвать. Так, метр с кепкой. А все потому, что не на кого было равняться.
Родился-то я в степном краю – трава да ковыль. Горы на горизонте холмиками кажутся. Лошади – и те низкорослые, немногим выше сусликов.
Но в любых краях люди мечтают. Так и я – мечтал на границе служить. У пограничника главное не рост, а смекалка. А я наперед знал, как нарушителя ловчее задержать.
Вот сижу, к примеру, где-нибудь под камушком – совсем и не видно меня.
А тут как раз – диверсант!
-Стой!
Что такое?! Голос из-под земли!
А я опять:
-Руки вверх! Бросай оружие!
Конечно, любой бросит. Страшно, когда один голос – будто и впрямь из земли растет.
Голосище у меня всегда был великанский! Таким и оглушить можно. Вот и придумал я одним голосом в плен брать и до заставы вести. При моем тогдашнем росте на глаза лучше не показываться – засмеют диверсанты.

«Ничего себе, - думал я, - мальчик с пальчик под два метра. Вот уж заливает!»

-Яблоками пахнет! – Николай глянул в иллюминатор, - Вот оно что – яблони зацветают.

Я тоже поглядел – бело-розовая облачная равнина. Лишь ветер поднебесный гонит над ней серую дымку.

-Не сомневайтесь, - сказал Николай, - Глаз у меня зоркий. Чего хотите разгляжу – за лесами, за морями. А не разгляжу, так учую. На зрение и нюх была большая надежда, когда в армию шел. Дело, понятно, такое – куда направят, там и служи. Но все же данные у меня очень пограничные!
Хотел я показаться во всей красе на распределительном пункте. Да старшина так на меня глянул, что и голос пропал, и глаза замутились, и нюх – как отрезало. Здоровенный старшина. По фамилии Верзилкин. То на меня поглядит, то совсем мимо.
«Вот он я – тут», - хотелось сказать. Глубоко старшина задумывался: могут ли мальчики с пальчики в армии служить? Привстал было, но тут же сел. Очень уж свысока пришлось ему глядеть на меня.
-Да-а, - говорит, - Да, совершенно удивительный случай!
И смотрит в документы. А там все точно – «Николай Тетя, 18 лет, годен к военной службе». Одним словом – хоть в танк, хоть в подлодку. А лучше всего на погранзаставу.
-Вот что, Тетя, - принял решение старшина Верзилкин, - пойдешь в десантные войска! Ребята там один к одному – богатыри. Но когда все один к одному, то уж и не поймешь – богатыри ли… Сравниться-то не с кем! А тут и ты кстати…
И старшина Верзилкин поднялся во весь рост для примера.
Внушительный, конечно, примерчик получился – что-то вроде встречи слона с моськой.
-Понял, Тетя, мою мысль?! Вопросы есть-нет! Шагом марш, мужичок с ноготок! – дружески он улыбнулся – вот, мол, как здорово все придумал.
Тут и голос ко мне вернулся:
-Есть, товарищ старшина! Да только никак нет – не мужичок с ноготок! Точнее будет – мальчик с пальчик. Мужичок-то уже не вырастет, а мальчику еще расти и расти!
-Вот каков ты, Тетя, - хмыкнул старшина, потирая уши, - Голосище у тебя что надо! Служи отлично, и расти изо всех сил!
Таково мне было напутствие старшины Верзилкина.

Николай Тетя опять глянул в иллюминатор:
-До земли километров десять. Подходяще для затяжного прыжка.
Я ничего, кроме облаков, не разглядел. Но по радио доверительным голосом сообщили: «Наш самолет совершает рейс на высоте десять тысяч метров. Вскоре вам предложат прохладительные напитки».
И правда, девушка в синей пилотке принесла лимонад под названием «Яблоко».
-А я-то подумал, с земли запах доносится, - виновато улыбнулся Николай и продолжил рассказ.

Часть и доля
История третья

Дорога в военную часть не близкая – поездом, на пароходе, да еще на машинах. А сопровождающим у новобранцев как раз старшина Верзилкин.
-Попадешь, Тетя, в мою роту, - говорит, - сделаю из тебя человека.
-А сейчас-то я, что ли, не человек?
-Пока ты просто Тетя Коля. Мальчик с пальчик, - улыбался старшина.
Конечно, мальчик с пальчик. Когда рядом такие верзилы, до плеча не дотянешься. Особенно здоровы Фокин, Пакин, Царев и Королев. Они-то надо мной больше других и потешались.
-Тебе бы, Тетушка, в кавалерию – на пони скакать!
-Или в музыкальный батальон – по клавишам бегать!
-Отставить шутковать! – покрикивал на них старшина. – Слава придет и невидного найдет!
В общем, ехали мы весело. И прибыли наконец к месту службы, в десантную часть.
Нагляделся я по дороге на мир – и леса видал, и реки-озера, и горы снежные, а такой красоты не видел! Все ровнехонько – по линеечке. Все сверкает, будто только что покрасили. Даже трава какая-то особенная – чисто изумруд. А пахнет как! Кожей, дегтем, металлом и еще чем-то неизвестным. Прямо на этот запах я пошел и уперся в шкафчики, где заперты автоматы. Оружейной смазкой пахло!
И понял я тогда, что нашел свою судьбу, свою долю. Доля моя солдатская – понял я. Такая моя участь! И другой искать не стоит.
Выйдешь из казармы – кругом плакаты. И все толково на них написано.
«В армию пошел – родную семью нашел» (поговорка).
«Гвардейская слава – врагу отрава» (пословица).
«Командирский приказ, что отцовский наказ» (капитан Крапива).
А рядом плац – площадь для строевой подготовки. Такой он ровный, как степь моя родная. По краям – зеркала в нормальный человеческий рост. И рядом с каждым на железном щите изображен солдат в полном форменном порядке. Гляди на него, на себя в зеркало – сравнивай. Как выправка? Все ли пуговицы на кителе сияют? Начищены ли сапоги до блеска?
Хорошо перед зеркалом строевой шаг печатать! Да ребята не могут удержаться, посмеиваются:
-Тебе, Тетюха, и карманного зеркальца хватит!
Махнешь на них рукой и маршируешь. Эх, привольно! «Вот бы, - думал я, - всю степь заасфальтировать да пройтись по ней из конца в конец под командой капитана Крапивы…»
Поделился я этой мыслью со старшиной. Но он меня быстро окоротил:
-Глупости это, Тетя! Красиво маршировать – полдела. Не для того степь нужна. Она для тактических учений. Много чего нужно знать и уметь солдату. Особенно десантнику!
-А что именно, товарищ старшина?
-Придет время – узнаешь!
И вот однажды построили нас, новобранцев, на плацу. Стоим смирно, тихо. Я в самом конце, вроде заячьего хвостика.
Вышел перед строем капитан Крапива и спрашивает:
-Что такое счастье?
Все молчат – тишина. Слышно только, как на богатырской груди капитана Крапивы ремни от дыхания поскрипывают. Эх, думаю, была не была – отвечу!
-Первое счастье, когда в глазах стыда нет!
-Отставить разговоры в строю! – прикрикнул старшина Верзилкин.
-Так ведь спрашивают, - удивился я.
-Это риторический вопрос, - разъяснил старшина, - Он ответа не требует! На него сам товарищ капитан отвечать будет!
-Верно, старшина, - кивнул капитан Крапива. – Так вот, счастье – это хорошая доля. А что такое доля?
И опять молчание. Ну, думаю, наверное, теперь вопрос не риторический – надо отвечать…
-Доля, - говорю, - это судьба!
Так на меня глянул капитан, что сразу я понял – снова риторический!
-Верно! – сказал капитан Крапива, не сводя с меня глаз. – Но доля – это еще и часть чего-то большего! Мы с вами тоже доля – часть нашей славной армии. Военная часть! И задача у нас одна – сделать военную часть отличной. Только тогда у каждого из вас будет хорошая доля – в значении «судьба».
Как понравилась мне мысль капитана!
-Верно! – не сдержался я. – Ах, как верно говорите, товарищ капитан!
-Да, – покачал головой капитан Крапива, и взгляд его стал жгучим, а ремни на груди громко скрипнули. – Да! Ваша судьба в ваших руках. Но чтобы удержать ее, вам, десантникам, нужно многому научиться.
Он помолчал немного, как бы ожидая, не брякну ли я еще чего-нибудь. И сказал грозно:
-Десантные войска ведут боевые действия в тылу противника. Поэтому десантник должен быть и парашютистом, и радистом, и шофером, и минером, и стрелком, и санитаром. Все военные профессии пригодятся! А как освоите их, так и в глазах стыда не будет.
И жжет меня взглядом капитан Крапива, будто ясно видит – не видать нашей части счастья, коли в ней такой вот Тетя, этакий заячий хвост, последний в строю.
-Разрешите обратиться, товарищ капитан, - сделал я шаг вперед. – Не глядите, что я такой маленький и бестолковый с виду. Я уже решил, что доля моя, в значении «судьба», - солдатская. Краснеть за меня не придется!
-Верные слова, - улыбнулся капитан. – Смышленого солдата за версту видать! Хоть и ростом не вышел, да счастье, как говорится, дороже богатырства. Служи, солдат, верой и правдой – в генералы выйдешь. Голос-то, вон, и теперь командирский!
Так хорошо мне стало от этих слов, будто уже не в конце строя, а в самом я начале – в голове. И за спиной моей и степи бескрайние, и леса зеленые, и реки-озера чистые, и горы снежные – вся страна наша.
-Но пока еще Тетя не генерал, а рядовой солдат, - продолжил капитан Крапива, - получает он три наряда вне очереди за разговоры в строю! Такова военная служба.

Сражение с койкой
История четвертая

Служба военная, конечно, не легка. А мне и простые вещи с трудом давались. Вот, к примеру, койка…
В казарме койки двухэтажные. Нижние все заняты, а до верхней мне рукой не достать. 
Крикнет дневальный: «Отбой!!!» А старшина Верзилкин уже время засекает по секундомеру – за минуту раздеться и в койке лежать. Ничего особенно сложного в этом нет. То есть раздеться не трудно. А вот на второй этаж залезть… Никак не успевал я за минуту. Только-только вскарабкаюсь. «Отставить! – говорит старшина. – Тетя опоздал!»
И снова: «Отбой!»
Потом старшина только со мной занимался. Индивидуально. Гонял вверх-вниз раз по сорок. И в конце концов я здорово наловчился – как птица взлетал на койку.
«Тяжело в учении, - говаривал старшина Верзилкин, - зато спится сладко!»
И это была чистая правда. Чуть голова к подушке, сразу сны начинаются. Степь моя родная. А посередине громадная койка – этажей двести – в облаках теряется. И мне, конечно, на самый верх нужно. Лезу, лезу по металлической ножке. Птицы порхают, а я все лезу-лезу. Только до верху доберусь, а там – старшина Верзилкин.
«Отставить! Не уложился в положенное время!»
Разжимаю я руки – и падаю, падаю. И уже лечу над степью. Не очень, правда, высоко, над самой травой. Можно рукой коснуться.
Но все же как летать приятно! Надо, рассуждаю, обязательно запомнить, как это получается. В общем-то простое дело – летишь себе безо всяких усилий.
«Подъем!» - кричит сверху старшина Верзилкин. И я начинаю подниматься, чертя, как говорится, за кругом плавный круг. Все выше, выше. И видны уже мне дальние горы, и город большой, и даже какое-то море. Так высоко я поднялся! А старшина опять свое: «Подъем!» Ну, думаю, хоть во сне-то можно приказ не выполнить?! Все ж-таки не реактивный я самолет!
-Подъем!!!
И я понимаю наконец, что надо поторапливаться. С головокружительной высоты прыгаю вниз. Натягиваю сапоги и бегу вместе со всеми на плац – на утреннюю зарядку.
Многому я у своей койки научился. Потом мне и с парашютом не так страшно было прыгать. Первый раз, конечно, страшновато. Но не так чтобы очень.


Небесные валенки
История пятая

Парашют для десантника – друг сердечный, - говорил нам капитан Крапива. – Любите его, и он не подведет! Да только помните – нет мелочей в парашютном деле.
Прежде чем первый прыжок совершить, изучили мы этого друга сердечного вдоль и поперек. Незамысловатая штука – купол и двадцать восемь строп, которые держат тебя в воздухе. Да еще КАП – комбинированный автомат парашютный. Попросту – Капитон. Он парашют раскроет, не забудет, только время ему укажи.
-На Капитона-то, конечно, надейся, да сам не плошай! – пояснял старшина Верзилкин. – На крайний случай – вдруг Капитон проспит - есть специальная ручка. Красная. Дерни – парашют и раскроется.
Подошло время первого прыжка.
-Ну, Тетушка! – шутили ребята. – Тебя же ветром за тридевять земель унесет, как муравьишку!
-Ищи его потом, - подмигивал Хвича Перетурян, - Рассылай телеграммы – не пролетал ли мальчик с пальчик на парашюте?
Да пусть шутят – у самих-то, видно, тревожно на душе. Все-таки дело серьезное – первый прыжок!
День выдался ясный. С раннего утра все в небо глядели. «Высокое небо! – пошли разговоры. – Подходящее! Куда выше!»
На аэродроме этакий полосатый колпак трепещет. Странное у него имечко – «колдун». А колдовство-то совсем простое. Указывает, куда ветер дует. Внизу ветер крепкий, студеный, колючую поземку по бетону метет. А как в небе будет? Вдруг и впрямь за тридевять земель унесет…
Прошли контрольный пункт – последняя проверка парашютов. Замочки, шпилечки - все ли в порядке? Капитону на раздумья три секунды дается. Раз, два, три – и, будь добр, раскрывай купол!
Снег весело скрипит под валенками. Солнце сияет. Музыка гремит: «Летите, голуби, летите!» Праздник!
-Первая группа – на борт посадка! – раздалась команда.
Лица у ребят строгие. Каждый думает, как прыгать будет. Даже Хвича Перетурян не улыбнется.
-Глядите веселей, десантники, - подбадривает старшина Верзилкин. – Вы орлы, а не голуби! Это Тетя, пожалуй, воробышек! Не бросайте его одного в небе, а то заблудится.
-Не бросим, - серьезно обещает Хвича. Не получается веселья…
-Отправка борта! – И самолет наш побежал, разогнался – и вверх, на исходную позицию.
Сидим мы в ряд на железной скамеечке. Я с краю, девятым. Сердце стучит часто-часто, по-птичьи. Ладони потеют, как представишь, с какой высотищи прыгать.
Вспыхнула желтая надпись: «Приготовиться!»
Сирена заревела. Выпускающий распахнул дверь – прямо в небо. Ворвался небесный ледяной ветер в самолет.
-Пошел!!!
Топот, грохот. Такой шум стоит, что собственных мыслей не слышно. Бегут ребята к двери. На секунду замрут и проваливаются вниз, в белый свет.
Вот и мой черед! Глянул я наружу – и сердце провалилось в яму. Падает, падает безо всякого парашюта. Закрыл глаза и за ним бросился. Быстро лечу, но за сердцем никак не поспею. Крутит-вертит меня вверх тормашками. Раз-два-три! Неужто проспал Капитон?!
Щелчок! Дернуло кверху, и повис я…
Вокруг все голубое да золотое. И я посреди неба. Такое приволье, как во сне! Летите, голуби, летите!
Красота какая – лечу!
Только чувствую – ногам прохладно, прямо в пятки дует. Глянул вниз. А валенки-то мои! Летят сами по себе! Кувыркаются в небе, как шальные грачи.
Эх, голова – два уха! Позабыл я валенки к поясу привязать, как наказывал старшина Верзилкин. Вот и выскочил из них от рывка, когда парашют раскрылся.
Что же делать-то! Засмеют ребята – совсем житья не будет. Особенно Хвича Перетурян. «Тетя, - скажет, - босой парашютист!»
Нельзя по глупости праздник себе портить. Давай, Тетя, управляй парашютом. Куда валенки, туда и ты…
Конечно, уже не до неба, не до красот. Слежу за валенками. Кувырнулись они последний раз в воздухе и аккуратненько в снег – стоят как ни в чем ни бывало, голенищами вверх.
Теперь только бы не промахнуться! Тяну за стропы, как за поводья, будто и не парашютом, а лошадью правлю. Не подведи, друг сердечный! Не осрами Тетю-простофилю! Тпррруу!!!
Вот они небесные валенки, поджидают хозяина. Расставил я ноги пошире и точнехонько угодил. Ах, теплые мои валенки, даже остыть не успели. Просторны, будто подросли, пока в небе кружились.
Погасил я купол, отстегнул парашют и бегом – докладывать инструктору по прыжкам Каблукову.
-Товарищ майор, задача выполнена!
-Ну, товарищ рядовой Тетя, - говорит инструктор. – Такого еще не видал, чтобы с первой же попытки в валенки попасть. Это, пожалуй, мировой рекорд на точность приземления.
Жалко, чужая обувь вам подвернулась.
-Как так?! Почему чужая?
-А вон поглядите – солдат Хвича ковыляет. Ваши валенки подобрал. Видно, жмут изрядно. Теперь он не боец, а гусь лапчатый, хромоножка! В парашютном деле пустяков нет! Растеряли по небу валенки – значит, не выполнена боевая задача! За точность приземления хвалю, за ротозейство – порицаю!
Вот и весь праздник – прилетели голуби. Обменялись мы с Хвичей валенками и побрели парашюты укладывать.
А валенки наши так бодро скрипят по снегу, вроде бы и не сваливались с ног, не летали, как вольные птицы.
Да ведь и то правда – как здорово в небе парить! Даже простому валенку полетать охота.

Потерянный азимут
История шестая

Как-то капитан Крапива рассказывал нам на занятиях об азимуте. Да только слушали мы его, точно нерадивые школьники, - потихоньку в «города» играли.
-Десантник должен уметь ходить по азимуту, - закончил капитан. – Иначе это не десантник, а детсадник! Все ясно?!
-Так точно! – ответили мы, хотя большой ясности, конечно, не было.
-Да чего тут уметь-то! – хорохорились потом Фокин с Пакиным. – У нас Хвича не то что по азимуту – по проволоке пройдет с закрытыми глазами.
-А что это все-таки такое – азипут? – На всякий случай интересовался Хвича.
-Ази-мут – это пути, - уверенно объяснял Пакин, слыхавший кое-что краем уха. – Просто пути-дороги! Что ты, Хвича, по дороге не пройдешь?
-Пройду, - соглашался Хвича, - если в своих валенках, а не в Тетиных.
Поговорили да и позабыли вскоре совсем об этом азимуте.
Но однажды капитан Крапива дал взводу задание – выйти к речке Прошке, разложить костры и дожидаться подхода роты.
Задание не сложное. Бывали прошлым летом на Прошке – место хорошее, рыбное.
Да капитан еще добавил:
-Маршрут по азимуту сорок! Компас не забудьте!
Командирский приказ что отцовский наказ. Все понятно. Кроме азимута. Некстати он выплыл вместе с компасом…
-Ну что тут не понять! – махнул рукой Пакин. – До Прошки сорок километров пути. Вот и весь азимут! Обойдемся без компаса. И так неизвестно зачем противогазы таскаем – курам на смех!
Двинулись мы в путь. У каждого за спиной Роман Денисыч – рюкзак десантника. К нему саперная лопатка и противогаз приторочены. Полагается по уставу.
Лыжи отлично скользят – правильную смазку выбрали.
-Полем пройдем, леском, а там и Прошка, - рассуждает Пакин.
-Хороший у нас азипут! – улыбается Хвича, - Приятно идти!
Зимний день короток. Росточек у него меньше моего. Уже смеркается. Дорога кончилась. Лыжи в снег проваливаются. Вокруг не лесочек – чаща дремучая. Прошли мы, похоже, куда больше сорока километров. А Прошки не видать. Вообще, как говорится, ни зги не видно. Еле бредем мы.
-Где же, Пакин, твой азипут? – спрашивает Хвича. – Затерялся?
-Сейчас, сейчас. Найдем, - неуверенно говорит Пакин.
Свернули налево. Направо. Глухомань! Деревья стеной стоят. А рекой и не пахнет!
-Заблудились детсадники, - вздохнул Хвича.
Промолчали все. Но так тяжело стало! Нету сил петлять меж деревьями. Роман Денисыч за спиной как гиря стопудовая. Да еще разговорился – гремит, стучит, звякает. Плохо уложен.
Уперся я куда-то лбом. И вижу – солнце, степь бескрайняя, коршун кружит, а неподалеку река – рыбой пахнет.
-Тетя! Тетя! – в бок меня толкают.
Очнулся – что такое? Дерево обнял, а сам все иду – лыжа назад, лыжа вперед – иду. Лыжи по земле уже ерзают, такую яму прокопал.
-Оставь дерево, - говорит Хвича. – Зачем зря силы тратишь?
А я чувствую – рыбой пахнет, водорослями, водой проточной. Наяву – как во сне!
-Ребята! Берите правее! – кричу. – Там река! Носом чую!
-Она подо льдом, - устало говорит Пакин. – А лед под снегом. Ничего, кроме снега, ты не учуешь.
-Доверяю Тетиному носу! – кивнул Хвича. – Веди, куда нос укажет!
Взяли мы резко вправо, почти назад повернули. И вскоре вышли к Прошке.
Под крепким льдом она. Но у самого берега лунка пробита. Оттуда живой рекой и пахнет!
Только мы костры разложили, начали палатку ставить, подошла рота с капитаном Крапивой во главе. Пришлось докладывать, как мы к Прошке добирались.
-Повезло вам с Тетиным носом, - сказал капитан. – Вышли точно по азимуту сорок градусов. Можно подумать, товарищ Тетя, что нос у вас намагничен, как компасная стрелка! В общем, берегите его – не отморозьте. Ценный прибор.
-Есть! – ответил я.- Беречь на славу отчизне!
-Но по азимуту научитесь ходить – это приказ! Азимут – не простая дорога, а та, что компас укажет. – Капитан Крапива нахмурился. – Солдат должен пути свои по науке знать! Иначе и себя не сбережет, и товарищей подведет. Все ясно?!
-Так точно! – ответили мы.
И правда, совершенно ясно стало, что мелочей на военной службе не бывает. 



Короткий сон в противогазе
История седьмая

Поставили палатки на берегу Прошки. Натаскали лапника елового на пол. Печки солдатские затопили. Потеплело. Какой-никакой, а дом! Уютно – глаза слипаются, сон наваливается.
Да, видно, дровишки попались сырые. Или вытяжку не устроили, как полагается. Валит дым клубами. В миг наш дом полон дыму! На улице холод, а тут дышать нечем.
-Противогазы! – сообразил Пакин. – У десантников все в дело идет!
С рекордным временем нацепили мы противогазы. Хорошая все же вещь – противогаз! Одно плохо – поговорить нельзя. Слышно только – бу-бу-бу да бу-бу-бу!
Немного так побубукали. В общем-то, не до разговоров – с ног валишься от усталости. После такого перехода не то что в противогазе – и с самоваром на голове заснешь.
Сейчас, думаю, полетаю! Да не тут-то было. Конечно, что за полеты в противогазе?
Снится мне, что плыву глубоко под водой. Холодная вода, поверху лед стоит. И воздуху не хватает. Задыхаюсь. Вынырнул из сна, а рядом чудища! Водяные драконы! Морды носатые, морщинистые. Глаза круглые, как плошки, красным отблескивают. То ли сплю, то ли наяву грезы? Толкнул на всякий случай ближайшего дракона. Как он зарычит!
Подскочил я – окончательно проснулся. Сизая мгла, и ребята похрапывают в противогазах.
Хватит с меня таких снов! Вышел на улицу. Как дышать вольно! Рекой пахнет, лесом. Даже, кажется, чую, как далекие звезды пахнут. Еле слышно, космически. Почему-то напомнил мне этот запах кобылье молоко.
Выкопал я саперной лопаткой ямку в снегу. Выстелил лапником. Нелегко засыпать на холоде. Чуть задремлю – тут как тут мороз, будит. Вот бы поближе к какой-нибудь звезде, тепло там, верно!
Снег заскрипел, склонился надо мной капитан Крапива:
-А, рядовой Тетя! Одобряю! Как говорится, где солдат прилег, там ему и дом. А для десантника везде перина пуховая – хоть на болоте, хоть на скале, хоть на суку, хоть на льду. Надо учиться отдыхать в любых условиях. Продолжайте сон, товарищ Тетя!
-Есть, товарищ капитан!
Поглядел я недолго на звезды и впрямь заснул. И тек надо мной Млечный Путь. Тепло от него шло, будто от парной молочной реки. И спал я крепко, спокойно, как пожелал капитан Крапива.
Вот что значит приказ командира. Посильнее любого явления природы.

Таков закон природы!
История восьмая

-Смекалистый ты солдат, Николай, - говаривал старшина Верзилкин. – Да жалко – хиловат! Оглядись, Николай!
Чего же тут оглядываться? Ребята у нас в роте, конечно, богатыри. Мускулы перекатываются под кожей, как волны на море.
-Качаемся! – говорит Королев.
-На чем? – спрашивал я, думая о каких-то секретных качелях.
-Не на «чем», балда, а «что»! Мышцу качаем.
Верно, то и дело тягают они с пола под потолок гири да штанги – покачивают ими, как пуховой подушечкой.
А я срам терплю. Подсадят меня, к примеру, на турник – и болтаюсь там, как белье на прищепке.
-Отставить висеть! – подходит старшина Верзилкин. – Подтянись!
Легко сказать! Ногами во все стороны дрыгаю. Извиваюсь. Кое-как достану подбородком до перекладины.
-Отставить кривлянье! – сердится Верзилкин. – Качай мышцу!
«Какая там мышца?! – думаю, - Меня, верно, земля сильнее притягивает, чем всех прочих. Никак не совладаю с притяжением. Разве что во сне».
Ребята на турнике «солнце» крутят, а я крутанусь полкруга, если, конечно, хорошенько подтолкнут, - и застряну.
-Что такое? – хмурится старшина. – Полумесяц?! Запомни, Тетя, солдат или хороший, или никудышный. Среднего солдата не бывает.
Ой, до чего же неохота в никудышные попадать, стыд в глазах прятать!
Принялся я силу свою растить и воспитывать. И гири пудовые таскал, и на руках по плацу ходил. То в позе льва посижу, то в позе змеи. Есть такие особые упражнения – не поймешь, где нога у тебя, где рука. Но голова на месте, конечно, и представляет, что отважен ты, как лев, и мудр, как змея.
Бывало, бежит наша рота кросс. Долго уже бежим. Чувствую – силы оставляют. Упаду сейчас – и пропади все пропадом. Глаза сами закрываются. И чудится, что лежат мои силы тихонько в сторонке, на обочине, лежат, дремлют. «Ах так! – думаю. – Я тут бегу надрываюсь, а вы ваньку валяете?! Назад! На место!»
Конечно, силы мои поартачатся – и так и сяк. Но все же возвращаются. Сразу бежать легче. Потихоньку я их приучал, полегоньку… И вот пошло дело – вроде бы отпустило меня земное притяжение. Перво-наперво справился с турником.
-Товарищ старшина, поглядите, какое «солнце»! – И кручусь колесом на перекладине.
-Одобряю! Светит ярко! – прищурился Верзилкин. – А почему такой вид? Руки из рукавов граблями торчат. Штаны из сапог вылезают. Как беспризорный! За формой следить надо, Николай!
Поглядел я в зеркало на плацу – точно, чучело чучелом. Что за оказия? И вдруг понял – расту! Недаром во сне летал, недаром на турнике висел часами. Расту!!!
Видно, все мои силы разом вверх меня потянули. Не по дням, а по часам. Может, даже по минутам. Разогнался я – всем на диво!
-Кончай, Тетя! Жми на тормоза, - говорит Фокин, он обмундированием заведует в роте. – Тебе что – каждый месяц новый комплект выдавать?
-Не ожидал! – смеется Королев. – Скоро этак всех перегонишь. Не на ком будет глазу отдохнуть!
А старшина Верзилкин подбадривает:
-Дуй в гору, Николай! Ты удивительное явление природы. Видать, сила духа у тебя богатырская.
Теперь-то уже не был я заячьим хвостом в строю. Хоть и стоял последним, но уверенно.
Как на плацу построимся, капитан наш Крапива приказывает:
-Рота, на-пра-во! Еще – на-пра-во!
Поворачивается рота спиной к командиру.
-Улыбнуться! – командует он. – Шире! Еще – ши-ре!
Улыбаемся, как велено, во всю ивановскую – рты до ушей.
-Отлично, - говорит капитан Крапива. – Щеки со спины видны! У всех, кроме Тети. Ну да пока длинный вширь растет, короткий вверх тянется. Таков закон природы!


Крепость тела и ума
История девятая

А поглядели бы вы на нашего старшину Верзилкина! Он бы мог чемпионом мира стать в любом виде спорта. Хоть по штанге, хоть по шахматам. Да не хочет. Я, говорит, десантник – и все тут…
В зале рукопашного боя повесил он плакат во всю стену:
«Сперва головой думай – потом руками делай»
Сидят ребята на полу с таким видом, будто сложные задачи в уме решают. Подготавливаются к занятиям, которые проводит старшина.
Затем боевой танец – руками-ногами в стороны. Раз-рраз-р-ррраз! Очень красиво.
-Переходим к работе с головой! – говорит Верзилкин. – Испытания на кирпичах.
А надо сказать, у старшины Верзилкина специальный запас кирпичей. Настоящие строительные кирпичи, без обмана.
-У нас договор с кирпичным заводом, объяснил мне старшина и положил один кирпич на невысокие козлы. – Царев!
Подошел Царев. Примерился. И вдруг – бац! – лбом по кирпичу. Я глаза зажмурил. А кирпич и вовсе – пополам.
Старшина спрашивает:
-Семью восемь?
-Пятьдесят шесть! – отвечает наш Царев без запинки.
-Принято! – говорит старшина и укладывает два кирпича.
Царев, долго не церемонясь, - шарах! Только половинки отлетают.
-Трижды шесть? – спрашивает Верзилкин.
-Восемнадцать! – говорит Царев.
-Принято. – И старшина уже кладет три кирпича.
Вздохнул Царев, выдохнул. Сосредоточился, как штангист на помосте.
Тарарах! – хрустнули кирпичи.
-Дважды три? – прищурился Верзилкин.
Недолго подумал Царев.
-По-моему, шесть, товарищ Старшина? А как по-вашему?
-Все верно. На сегодня хватит!
-Да что вы, товарищ старшина! – просит Царев. – Кладите четыре!
-Пока с тремя поработаешь, - не соглашается Верзилкин. – Без крепости ума нам крепость тела не нужна!
Это у старшины Верзилкина любимая поговорка. Сам-то он шутя семь кирпичей разобьет. Да еще помножит в уме трехзначные числа.
Таков наш старшина Верзилкин. Крепок – и умом, и телом!


Штабная карта
История десятая

Начались войсковые учения. Подняли нас ночью по тревоге, и капитан Крапива поставил боевую задачу:
-Захватить штаб условного противника. Штаб отлично замаскирован и усиленно охраняется. Главное – добыть штабную карту. Доставить в целостности и сохранности!
-Есть – в целостности и сохранности! – На солдатской службе другого ответа и быть не может.
И сразу в самолет. В полной боевой выкладке: автомат, молчаливый Роман Денисыч – хорошо упакован, два парашюта, основной и запасной. Десантирование в тыл «противника»!
Сколько ни прыгай, а я вам скажу – все равно сердце замирает. И с Капитоном ласковые разговоры ведешь: «Не подведи, мол, Капитоша, сделай все на совесть!»
Время непонятно как движется, когда летишь в самолете на задание – вроде стоит, а вроде вскачь несется. Близко ли, далеко ли улетели? Что там, под крылом? Горы, степь, море? Где наш противник, где его штаб?
-Приготовиться!
Лег самолет на боевой курс.
-Пошел!
Тусклый свет в самолете. За бортом стремительная тьма. И туда уходят ребята. Вот и я «пошел». Несколько шагов до выхода, под куполом до земли, а там – определимся на местности.
Ветер ходит по высотам в разные стороны. Тьма прозрачна и холодна. Сияют звезды, и белеет под ними сплошная снежная равнина – рукой подать! Успеет ли парашют раскрыться?!
И проваливаешься беззвучно в эти небесные снега, в облака, полные не просыпавшимся еще на землю снегом.
Тихо в облаке. Едва слышно, кажется, шуршит оно. Лицо будто иголочки покалывают. И летишь вроде бы медленно-медленно, неизвестно куда. Бело и мутно, как во сне.
И как из сна – выплывает вдруг земля.
Она черная! Снега почти нет. А мы в белых маскировочных халатах. Да, замаскировались! Легче легкого обнаружит нас условный противник. Противник-то условный, но от капитана Крапивы нам безусловно влетит, коли не выполним задание.
Поправил я автомат на груди. Огляделся – где ребята? Что за чертовщина?! Быть такого не может! Земля рядом, но ни одного парашютного купола не видно на ней. Точно провалились куда-то.
Елки-палки – лес густой! Не земля подо мной черная, а и впрямь лес. Да какой густой – ни полянки, ни прогалины. Проносятся ветви, будто еловая волна катится. Того и гляди, сядешь на макушку, как голубь!
Рванул стропы – тпрррууу! И ухнул в еловую глухомань, в черный еловый колодец, пахнущий смолой. Мелькнули косматые ветки, и дернуло меня вверх изо всей силы. Зацепился купол за сучья. Повис я меж деревьев, как елочная игрушка.
Молодец, Тетя! Здорово приземлился!
Болтаюсь между небом и землей. Очень затяжной получился прыжок. «Ладно, - думаю, - надо оценить обстановку, сориентироваться на местности, как говорится. Не век же на дереве висеть».
До земли, где мягко белеет снег, метров двадцать. Огромный сугроб виднеется. Беда, далековато, никак не допрыгнуть.
Кончатся учения. А как, спросят, показал себя рядовой Николай тетя? Чем отличился? Да он на елке все учения маневрировал!
Нет, не пойдет так дело. Достал я стропорез – специальный ножик. Чик, чик, чик – по стропам. Как тот чудак, что пилил ветку, на которой сидел. Но я похитрее, конечно, - правой рукой за концы строп держусь. А как все обрезал, обеими ухватился. И давай раскачиваться – туда-сюда, туда-сюда.
Если бы кто со стороны поглядел, очень удивился – в тихой морозной ночи кувыркается на елке какое-то существо человекообразное, вроде белой северной обезьяны.
Раскачался посильнее и в сугроб полетел! Бухнул, как снаряд. Снег рыхлый. Проваливаюсь, проваливаюсь… Будто опять сквозь облако. Да облако земное. Пожестче небесного. Падаю, словом, не зная куда. Уж не в медвежью ли берлогу?! Вот ласковая будет встреча…
Шарах! – пробил ногами что-то твердое. И свет разлился, словно из-за туч к солнцу вылетел. Неужто электричество в сугробе? Ох, думаю, глубоко ты провалился, Николай Тетя!
Хотя не до раздумий, конечно. Какие там раздумья!? Глазами стрельнул – и ясна обстановка. Штаб! Стою на столе. Надо мной пробитая фанерная крыша, снег потихоньку сыплется в дыру. Вокруг офицеры условного противника. Смотрят на меня, как на снежного человека, что незваным на дружескую вечеринку вломился. Главное тут, понятно, - не дать опомниться.
-Руки вверх!!! Штаб окружен!!!
Да, видно, не рассчитал я силу голоса. Опять падаю – стол подо мной развалился. В общем, приземлился в конце-то концов.
И вдруг – дверь настежь! Часовые!?
Едва выхватил условную гранату, как ворвался в штаб Хвича Перетурян, а за ним, конечно, Фокин, Пакин, Царев и Королев.
-Бравые ребята десантники, - говорит один офицер. – И с флангов, и с неба атакуют! Не помогли маскировка и охрана… Сдаемся.
-Где карта? – спрашиваю я, поднимаясь.
А офицеры перемигиваются да улыбаются, глядя на меня. Мол, знать ничего не знаем, хоть пытайте, - какая такая карта?
-Слушай, Тетя, подвинься, - говорит Хвича.
Разобрал он обломки стола, разгреб снег, что сверху насыпало, и достал карту у меня
из-под валенок. Помятая, подмоченная, но в общем-то целая. На столе она лежала…
Кто бы мог подумать, что с неба прямо на штабную карту угожу? Да, чего только на военной службе не бывает! Особенно у десантников. Обо всем не расскажешь…

-Сейчас на посадку пойдем – пристегните ремень, - сказал мне Николай Тетя. – И если не наскучило, послушайте еще историю…


Щучье озеро
История одиннадцатая

Летние учения не то что зимние. Куда как веселей. Даже искупаться можно. Помню, раз я из воды часа три не вылезал…
Десантировались мы тогда из вертолета. Без парашютов. Зато у каждого толстые брезентовые рукавицы.
Завис вертолет над лесной поляной. До земли метров сорок. Бросили вниз канат. И заскользил старшина Верзилкин – ловко, как акробат в цирке. Правда, ветер сильно
мешает, раскачивает из стороны в сторону.
Приземлился старшина, ухватил конец каната, чтобы остальных меньше болтало. И ребята пошли один за другим при помощи рук.
Последним – капитан Крапива. Прочно встал он на землю. Значит, полный порядок. За командиром как за каменной стеной! Любое задание – пустяк.
Да что-то очень грустный наш Крапива. Серый, как день ненастный.
-Вы не приболели, товарищ капитан? – спрашивает Верзилкин.
-Хуже! Значительно хуже, старшина! – отвечает капитан Крапива. – Я убит! Навылет! Шальной пулей! Конечно, условно, но от этого ничуть не легче. Только что руководитель учений передал по рации.
Вот оно какое дело. Хочет командование поглядеть, как мы без капитана управимся.
А задание у нас – пройти по тылам условного противника, нанести на карту важные объекты. Очень просто, как говорят разведчики, засыпаться!
-Удачи вам, - грустно сказал капитан и полез вверх по канату.
Вертолет недолго повисел над поляной и улетел с нашим условно убитым командиром. За старшего Верзилкин остался.
Путь наш вдалеке от проезжих дорог, по лесной чащобе. Хорошо в летнем лесу! Птицы поют. Идем, будто гуляем. Если, конечно, не считать, что за спиной у каждого по тридцать килограммов. А у Хвичи еще рация.
Идти надо так, чтобы ни одну птицу не вспугнуть, ни одной веткой не хрустнуть, ни одного следа не оставить. Мы же все-таки не на прогулке, а в тылу противника – понимать надо.
И под ноги смотрим, и по сторонам. Как бы ветку не обломить, гриб не сбить, цветок не затоптать. Прежде чем ногу поставить, подумаешь – куда и как.
Вот бы все так по лесу ходили – берегли природу.
Только Пакин ворчит себе под нос:
-Правильно говорят – десантник в небе под парашютом орел, а на земле всю дорогу – ишак!
Отчасти, конечно, прав Пакин. Да чего уж ворчать понапрасну? И движется небольшая наша группа ишаков-разведчиков по намеченному маршруту.
Поредели деревья. Впереди река, а через нее мост. Есть объект! Нанесли его на карту. Хвича передал по рации координаты.
Царев с Королевым подползли ближе к мосту. Надежно охраняется – мышь не проскочит.
Спустились вниз по течению. Сняли комбинезоны, набили их тростником. Прямо загляденье, какие пугала получились огородные. Но главное, что эти пугала и водоплавающие. На них оружие уложили, рюкзаки – и в реку. Странная флотилия, но надежная! Быстро на другой берег переправились.
А время-то в тылу противника очень дорого. Минуты нельзя потерять. Но и поспешать с умом…
Постепенно заполняется наша белая карта. Расцвечивается пометками – в этом квадрате зенитная батарея, здесь узкоколейка выходит к аэродрому, тут ракетная установка.
Сколько мы километров за день отмахали, не сосчитать. А как стемнело, забрались в глухомань. Сняли дерн с земли, выкопали яму для костра. Ужин разогрели. Сидишь у костра, пьешь чай с брусничным листом – красота! Однако натянут как струна. Даже спишь вполглаза – не нагрянул бы условный противник.
Утро еще не наступило, птицы спали, когда в сером тумане вышли мы к узлу связи. «Увязаны» здесь радиоволнами все военные объекты противника. Сквозь листву видны мачты радиостанции, локаторы, машины, разрисованные зелеными пятнами. Рядом прошел солдат, тихонько посвистывая. Значки связиста в петлицах. Точно разведан последний объект! На карту его - и пора в обратную дорогу.
Как вдруг подбегает к нам рысью здоровенный бородатый козел. В тумане прямо чертом показался! Бывают такие козлы, хуже сторожевой овчарки – всюду нос суют. Уставился этот на Пакина, чуть ли не спрашивает: «Ваши документы?!»
Пакин кулаком погрозил. А козел глядит еще суровей. Голову пригнул – вот-вот набросится. И за остальными, скотина, наблюдает, глазом косит. Точно контрразведчик!
-Отходим, - тихо командует старшина Верзилкин.
Да не тут-то было! Козел как заорет на весь лес, на всю округу. Таким истошным голосом, будто режут его.
«Ме-е-е-е-е-е-е-э-э-э-э! Ммеее-еее-е-э-э-э-э!»
Вылитая сирена!
Ну, конечно, тревога на узле связи. Ракета взвилась, окрасив туман розовым светом. Топот слышен. К нам приближается.
«Отходим» - теперь не то слово. Беги что есть силы! А с нашим грузом далеко ли убежишь? Особенно Хвиче тяжело с рацией.
Догоняет условный противник. Хочет в клещи взять.
-Мы с Тетей прикрываем, - командует Верзилкин. – Остальные уходят. Встреча на пункте сбора.
Залегли мы со старшиной в овражке. Бьем короткими очередями. А противник наступает, укрываясь ловко за деревьями.
Хотя какой противник? Свои ребята! Только из других частей. Они учатся разведчиков ловить. А мы учимся от погони уходить.
-Быстро вправо, - шепнул старшина. – Петлять!
Все правильно – надо увести их от основной группы, где рация и карта. Противник за нами должен гнаться!
И ломимся мы со старшиной сквозь чащу, как медведи. Из автоматов без умолку строчим. Вот мы – тут! Нас преследуйте, пока ребята уйдут в другую сторону.
-«Заячий круг»! – крикнул на бегу старшина.
Понятно! Оторвемся от противника и сделаем большую петлю по лесу – так заяц сбивает с толку охотника.
Но ребята-связисты не лыком шиты. Идут следом, как натасканные гончие. Близко погоня! Мы уж и не отстреливаемся. Несемся вперед, как ночные бесшумные птицы. Прыгаем через бурелом, как олени.
Выскочили на полянку – небольшое озеро на пути.
-Прячемся, - говорит старшина.
Залезли мы в воду по шею. Затаились в осоке. Под самым носом кувшинки плавают. А сердце так стучит, что кажется, волна идет по озеру.
И погоня тут как тут – уже на берегу. Слышно, как горячо переговариваются солдаты:
-Далеко-то не могли уйти!
-Прочесать бы округу!
-Первый взвод, налево! Второй – направо! – это, видать, их командир. - А ты, Кузин, проверь в осоке!
Кузин рад стараться – подыскал дубину и давай шуровать по зарослям прибрежным.
-Ква-ква! Брр-ке-ке-ке-ке! Бре-ке-кек-ке-ке-кек! – подал голос старшина Верзилкин.
-Товарищ лейтенант, да тут одни лягухи,– брезгливо так говорит Кузин.
-А ты погляди, погляди на этих лягушек! Мало ли что…
И вот прямо над нами – шух-шух-шух! – палка по осоке ходит.
Окунулись мы с головой. Неохота быть убитым или пленным – даже условно. Сразу вспоминаешь, какой грустный был капитан наш Крапива.
Посидели с минуту под водой. Выныриваем – тишина. Вроде бы пора вылезать. Но Верзилкин мигает отрицательно – рано, мол, еще посидим.
И верно – опять знакомые голоса. Лейтенант очень недоволен:
-Козел Сенька обнаружил неприятеля! А вы, ловкачи, проворонили! Ну, кто вы такие после этого?
-Угонишься за ними, - вздыхает Кузин. - Десантники…
-Отставить разговоры! – сердится все лейтенант. – Привал! Можете попастись четверть часа…
И место они выбрали самое подходящее – в трех метрах от нас. Невмоготу уже в воде сидеть. Какие-то жучки по щекам ползают. Стрекозы на уши садятся, мальки забираются в комбинезон, щекочут. Нет ли тут пиявок? Чего боюсь, так это пиявок! Сижу ни живой, ни мертвый, словно полуутопленник.
-Товарищ лейтенант! Может, искупнемся?! Зажарились по лесу бегать. А, товарищ лейтенант?
Ну, все – попались! Сейчас обнаружат…
И вдруг рядом – ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш! Змея!
Чуть не выпрыгнул я на берег – так натурально зашипел старшина Верзилкин. Гадюка, да и только!
-Отставить купание! – говорит лейтенант. – Не заслужили! Да и змеи тут - вон как шипят, черти. Подъем!
И отправился наш условный противник, не освежившись, восвояси.
-Хороший у них лейтенант, - утвердительно мигает старшина. – Строгий, но справедливый. Выбираемся потихоньку.
Еле вылезли мы из озера – настолько илистое дно затянуло. Обсохнуть бы теперь, горячего чаю хлебнуть, перекусить. Да некогда! Сколько времени потеряли, пока отсиживались в осоке.
Определились мы по компасу, наметили азимут на пункт сбора. И добрались к ночи без приключений.
Ребята нас заждались. Хвича быстро вызвал по рации вертолет.
Нашли поляну. Выкопали ямки. Три в линию да еще три – углом. Разожгли в них костры. Получилась огненная стрелка. Сверху отлично видать. Точно по стрелке и приземлился вертолет.
А на борту нас капитан Крапива встречает. Здоровый, бодрый.
-Благодарю за службу! Отлично действовали!
И тут старшина Верзилкин, как фокусник, вытаскивает из комбинезона щуку. Крупная, полосатая щучища!
-Вот, товарищ капитан, вам подарок. Под носом у противника поймали. Как учения кончатся, поедем на рыбалку. Я это щучье озеро на карте пометил!
-Ну, спасибо! – растрогался капитан. – Вижу, десантники даром время не теряют!
Гремел над нами двигатель вертолетный, а мы и правда зря время не теряли – спали безусловно, как убитые.


Бросок в корзинку
История двенадцатая

Самолет приземлился. Уже смеркалось, когда мы с Николаем Тетей прибыли в его родную часть.
Честно говоря, рассказы в самолете на высоте десяти тысяч метров не внушали большого доверия. Верно, Тетя пули, как говорится, отливает, думал я.
Впрочем, военная часть была точь-в-точь как в рассказах. Плац с зеркалами. Нарисованные солдаты в полной форме. Чистота. Порядок. Даже весенний снег и тот выглядел как-то по-военному – был собран, опрятен, не расползался по сторонам.
А уж капитан Крапива – хоть куда! Грудь колесом. Ремни поскрипывают. Он протянул мне руку и сказал:
-Вообще-то Николай Тетя стихи пишет. А теперь за роман взялся. Может, конечно, и присочинить. Но парень крепкий – настоящий десантник. В часть пришел коротышкой. А ныне… Ну, вы сами видали, каков богатырь!
Мы прохаживались по плацу, и я приметил с краю три столба с зарубками – маленький, средний и большой.
-Да-да, - кивнул капитан. – Специальные вешки! Отмечали на них, как Тетя растет. Меньшего на месяц хватило. Средний полгода продержался. А этот, третий, тетя недавно перерос. Теперь к соснам примеривается. Хотя не в росте, конечно, дело. Другой за два метра, а душа с мизинец. – И капитан значительно поднял палец. – Тетя наш со-вер-шен-ствуется! Овладел, например, искусством гипноза. И пока в отпуске был, к нам пришло письмо с благодарностью. Задержал Николай трех особо опасных бандитов. При помощи гипноза. Так и доставил в милицию полусонных. В нашей части говорят: «За Тетей как за каменной стеной!» Ласково зовут его – Горыныч.
-Странное имя, - удивился я. – Что за Горыныч?
-О, это особая история. Сейчас бы рассказал, да времени мало. На рассвете марш-бросок в Корзинку – стрельбы у нас.
-Нельзя ли и мне с вашей ротой?
-Пятьдесят километров, - покачал головой капитан Крапива. - Одолеете?
-Очень люблю пешие прогулки! – слишком бодро ответил я.
Ранним утром рота была на ногах.
Фокин выдал мне серую ушанку со звездой, сапоги и десантуру – зеленую куртку с меховым воротником.
Построились на плацу. Солнце только вставало.
-Как спалось? – подошел Тетя. – А я, знаете, опять во сне летал. Видать, все расту!
И он, широко улыбаясь, занял место в строю. Стоя сзади, ясно видел я со спины его крепкие щеки….
Рота двинулась в путь с полной боевой выкладкой. Иначе легко можно было бы подумать, что идем на рыбалку.
Сапоги бодро стучали по дороге. Из проезжающих автобусов люди махали руками. Весело было идти.
На груди у Тети шипела и потрескивала «ромашка» - рация для связи.
-Держитесь в голове колонны, - посоветовал он. – Переднему легче, чем замыкающему, - таков закон природы. А в случае чего, капитан приказал для вас машину вызвать. Скажете, если очень притомитесь…
Я промолчал, хотя обидно, конечно. За человека не считают. Смешно говорить о какой-то машине. Иду налегке. Так хоть всю жизнь шагай, без привалов. Зазнаются десантники! Я бы и с парашютом, пожалуй, прыгнул не хуже любого.
Вообще-то я всегда думал – за что ни возьмусь, все легко получится, без особенных усилий. И в футбол сыграю мастерски, и картину нарисую, и пирог испеку, и на лошади галопом.
Потом понял – легко рассуждать, пока до дела не дошло.
Помню, мой дедушка на токарном станке точил фигурные деревяшки. Болванка крутится, резец подставил – и побежала, завиваясь, стружка. Казалось, сами собой выходят из-под резца шахматные короли и королевы, витые ножки для скамейки, затейливые ключи для неведомых замков…. Да все проще пареной репы!
Однако дедушка не разрешал подходить к станку. И однажды я тайком включил его. Поднес резец к деревянной болванке, уже представляя, какую диковинную выточу вещицу. Но резец запрыгал, застучал, оставляя на дереве грубые колдобины. Я подналег, и болванка разлетелась надвое, назидательно шибанув меня по лбу…
Дедушка потом поучал:
«Хорошо думать, что тебе любое дело по плечу. Но подходи к делу с уважением! Иначе все время будешь по лбу получать. Без труда и таланта ничего не выйдет».
А вспоминал я об этом потому, что, оказалось, и для простой ходьбы нужны умение и сноровка.
Солнце тихонько двигалось по небу. А мы упорно – вперед. Казалось, что пятьдесят километров давно уж позади, и за ближайшим поворотом – Корзинка. Но не тут-то было! Дорога вела все дальше и дальше.
Десантники меж тем увлеченно играли в «города».
-Армавир! – начал Фокин.
-Он сам из Армавира, - пояснил мне Тетя.
-Ростов! – выкрикнул Пакин.
-Ростовчанин, - кивнул Тетя.
-Воркута! – радостно сообщил Царев.
-Этот оттуда.
-Астрахань! – подхватил Королев.
-Нальчик! – отозвался Хвича Перетурян.
-Горец, - подтвердил Тетя.
Так и пошло – каждый называл свой родной город, поселок, деревню, аул или кишлак. И скоро над дорогой, над головами десантников как бы возникла невидимая карта страны. Ее составили одни голоса. Ребята, можно сказать, «спели» эту карту – с севера на юг и с запада на восток.
Выкрикнув свой горд, солдат и глядел веселее, и шагу прибавлял.
А я уже больше не думал ни о чем на свете, кроме как о своем следующем шаге. Так, наверное, человек с больным сердцем прислушивается с тревогой к каждому его удару. Ноги мои, очугуневшие, едва поднимались.
Подошел капитан Крапива.
-Далеко еще? – спросил я как можно беззаботней.
-Пустяки! – махнул рукой капитан. – Километров пятнадцать.
Эта цифра слишком неприятно удивила. Может, капитан все-таки шутит?
-Как ноги? Терпят? – спросил он.
-Идут потихоньку, - отвечал я, чувствуя, что ноги мои совсем не хотят идти и пятнадцать километров вряд ли одолеют.
Капитан Крапива внимательно поглядел на меня:
-Тогда послушайте историю о Николае Горыныче. За разговором и километры короче…


Николай Горыныч
История тринадцатая

-Что такое, по-вашему, смелость? – спросил капитан Крапива.
-Ну, храбрость, отвага…
-Так точно. И еще можно сказать, смелость – это когда человек вступает в бой со смертью по своей воле. Конечно, служба солдатская - с бедой сражаться. Но одно дело по приказу, а совсем другое – по собственной воле и разумению. Если человек на такое способен, значит, он – настоящий солдат.
Капитан Крапива ненадолго задумался.
-Перебросили нашу десантную часть за много километров, в горы. Солдат-то в любых условиях не должен оплошать – и в степи плоской, и в лесу густом, и среди камней голых. В общем, учения проходили тогда в горах. Условный противник закрепился на перевале. Перед нашей ротой стояла задача – выйти в тыл. Отвлечь огонь на себя, чтобы основные силы могли успешно штурмовать высоту.
На укромном пятачке высадились мы из вертолета.
С одной стороны – пропасть, с другой – скала отвесная.
Солнце печет. Камни горячие, как утюги. А Тетя весело напевает:
-По горам, все по горам ходит шуба да кафтан!
-Отставить песню! Рядовой Тетя! Разведать расположение неприятеля!
-Есть, товарищ капитан! – ответил Николай и живо полез вверх по каменной стене.
Ловко у него получается. Каждая трещина, каждый выступ для Тети – надежная опора.
-Во, архар! – покачал головой Хвича Перетурян. – Будто родился в горах!
Глазом моргнуть не успели, взобрался Тетя на скалу. Махнул рукой и исчез.
Кружит в небе горный орел. Ему сверху все видно как на ладони.
Вот короткими перебежками по крутому склону – от камня к камню, от валуна к валуну – движется Тетя. Да тоже все примечает. Юркнула ящерица. Пискнула мышь. Змея скользнула под камень. Все в тень прячутся.
Только камни стоят на месте – жжет ли их солнце, сечет ли дождь. Хотя и каменному терпению бывает конец – покатится, загрохочет по склону, увлекая гальку, щебенку, валуны. И тогда не стой на пути. Тупая, тяжелая сила – камнепад! Ничто на свете с ним не справится.
«Незавидная жизнь у камня, - думает Тетя. – Одна дорога у камня – вниз».
Здоровенные черные валуны выстроились у обрыва, как часовые. Поднимается над ними горячее марево. Кажется, дрожат камни, на цыпочки будто встают.
Осторожно миновал их Тетя. И ползком к самому краю, где растет кривая алыча. Чахлое деревце, но цепко оплело корнями камни – удерживает, чтобы не рухнули они вниз.
Выглянул Тетя – прямо под обрывом в ущелье дорога, перевал. И условный противник как на блюдечке. Солдаты обедают. Офицеры над картой склонились. Пушки, пулеметы замаскированы. Удобная позиция – все подходы простреливаются. Нелегко атаковать противника «в лоб». Зато с фланга не ждет он удара. По такой крутизне только горные бараны-архары проберутся. Да еще десантники!
Зарисовал Тетя расположение – вот батарея, вот пулеметный расчет, вот командный пункт. Выполнено задание. Невесело будет противнику, когда атакует его рота капитана Крапивы.
Ну, пора и возвращаться.
Как вдруг краем глаза заметил Тетя какое-то черное движение. Вскинул автомат, отскочил в сторону.
Нет никого! Померещилось? Или тень горного орла промелькнула?
И все-таки что-то неуловимо изменилось. Будто угрюмые валуны молвили черное слово. Да точно! Один из них ожил! Потерял твердокаменную устойчивость. Тихо-тихо текли из-под него песчаные струйки. Как напуганные жучки, побежали стайки камешков. Валун готовился в путь, в единственную для него дорогу – вниз, вниз, вниз!
Туда, где расположился условный противник…
Тетя на секунду представил, что будет там, на перевале, когда этот валун сойдет с места, подпрыгнет на краю обрыва и ухнет вниз черной безмолвной смертью.
А камень уже как бы двигал плечами. Проснувшийся горный великан! Сколько веков простоял он здесь? И вот очнулся!
Трещины казались злобными глазами на плоском черном лице.
Валун качнулся вперед, будто желая поглядеть, куда лучше обрушиться…
В следующий миг Тетя отшвырнул никчемный автомат и уперся плечом в шершавый горячий камень.
Страшная навалилась тяжесть!
Сейчас дикий камень опрокинет, раздавит. Ноги у Тети задрожали, стали хрупкими. Он глянул страху в глаза и понял, что не сойдет с места. Окаменеет, остолбенеет, но не уступит. Да и не напасешься, как говорится, страху на всякую беду!
Солнце пекло голову. Высоко в небе парил орел. Внизу условный противник спокойно обедал. А Тетя молча боролся с каменным великаном.
Он не мог позвать на помощь. Чего доброго, от крика проснутся и другие валуны!
«Главное, ни шагу не отступить, - думал Тетя. – Главное, ни шагу! Иначе он сомнет меня. Растопчет!»
Тетя вглядывался в камень. Из черной его глубины посверкивали золотые звездочки, тонкие цветные прожилки выходили на поверхность.
«Что ты, каменище? Чего тебе не сидится? Замри, приятель!»
Тетя заговаривал с валуном, как с живым, пытался его потихоньку образумить.
Но камень был неумолим. Он хотел двигаться. А Тетя стоял на пути.
Валун давил с неугасающей силой – равномерно, тупо, упорно. Он был уверен, что победит этого человечка в голубом берете, который, конечно, много чего умеет – прыгать с парашютом, управлять боевой машиной, стрелять без промаха из автомата, подкрадываться к противнику… Но с камнями его не учили бороться! Не по себе выбрал дело. Горы, известно, шуток не любят. А камень-то – часть горы!
Камень быстро отдал Тете накопленный солнечный жар. И теперь холодил смертельным хладом, давил все сильнее, сильнее, вытягивая силы.
Тетя то обливался потом, то покрывался холодной испариной. Перед глазами плыли черные круги. Плечо болело так, будто его ударил груженый самосвал. Рука затекла, и Тетя перестал ее чувствовать. Он уже и не думал ни о чем – только лишь держал камень.
Поднимал голову, и небо было то красным, то черным. Оно было тоже тяжелым, каменным. И обрушивалось сверху. Грызло грудь. Тянуло жилы.
Временами Тете казалось, что он растет здесь на каменистой почве, как та алыча, - пустил корни и цепляется, цепляется из последних сил.
Это был смертельный бой. Камень просто не знал, что значит отступить. А Тетя не мог и подумать об этом.
И вдруг он почувствовал, что камень подался, уступил. Тетя толкал, толкал шершавую махину. Он решил, что всю жизнь будет катить в гору тяжелый черный камень, что они срослись навеки.
Потом что-то подхватило Тетю. Оторвало от валуна. Напоследок он успел еще стукнуть кулаком по каменной морде.
Фокин, Пакин, Царев, Королев и Хвича Перетурян откатили валун от обрыва. Подняли Тетю. Перенесли в тень. Вскоре за ним прилетел вертолет.
-Ребята, - шептал Тетя. – Ребята, держите камень…
А черный валун тихо лежал на склоне – он уже проделал свой путь, только не вниз, а вверх – и на время успокоился. Все разглядывали этот огромный камень и не могли поверить, что больше часа Тетя боролся и ним один на один.
-Целую гору одолел! – воскликнул Хвича. – Ну, настоящий Горыныч!
Вот с тех пор так и пристало к Тете прозвище. Николай Горыныч – и все тут!
-Тетушка наш Горыныч, - улыбнулся капитан Крапива. – А вот и Корзинка. Не заметили, как дошли.
Невдалеке действительно виднелись белые домики.
«Да, - подумал я, - наверное, каждый человек способен на чудо. Только разные чудеса получаются. Солдату Николаю Тете большие по плечу. А для меня и то чудо, что до Корзинки своими ногами добрался».


Полет
История четырнадцатая

Каждая косточка у меня болела. Я лежал в казарме на койке и думал, что никогда в жизни не смогу подняться.
Подошел Тетя, похожий на санитара – в белом халате, с бинтами и какими-то скляночками.
-Снимайте сапоги, - живо промыл мои стертые пятки, смазал чем-то и ловко наложил повязку.
-Вам бы врачом стать! – сказал я благодарно.
-Эх, есть у меня мечта, - вздохнул он. – Летать!
- На самолете или вертолете?
Тетя даже удивился:
-При чем тут это? Самостоятельно. Как птица!
-Такое, к сожалению, невозможно…
-Еще как возможно! – воскликнул он. – Тренировкой всего достигнешь. Главное – в свои силы поверить! Воспитать их как следует. Ребята наши тоже не верили, что вы пятьдесят километров махнете. Без привычки-то! Но коли есть сила духа, все преодолеешь!
-Успеха вам, Николай Тетя! – пожелал я, вставая с койки.
Вскоре подошла машина – подвезти меня в аэропорт. В дороге клевал носом, задремывая. Казалось, все иду, иду. Дорога ровная-ровная. И вдруг – уступами в гору. Это я поднялся по трапу в самолет.
Облака остались внизу. В иллюминатор заглядывало красное заходящее солнце. Я прищурился и увидал совсем необыкновенное – огромную полосатую осу.
Она приблизилась. Это был человек в десантной тельняшке. Я сразу узнал его. Рядом с нашим самолетом параллельным курсом летел Николай Тетя. Он летел совершенно самостоятельно. Как птица. Свободно, вольно.
-Эй! – закричал я в иллюминатор. – Николай! Я тут!
Он услышал и помахал рукой на прощание.
А затем пошел на посадку. Исчез в облаках.