Эци Кеци,
или
Едва обитаемый остров
издательство "Вебов и Книгин"
рисунки Н.Йомбо
Честно сказать, когда пишу, очень часто совершенно не представляю, что поджидает меня «за углом»: в следующем предложении, абзаце или тем более на другой странице.
Даже в том случае, если имеется четкий план всего произведения, сюжет иной раз развивается очень неожиданно. Так, как ранее и не предполагал.
А самое интересное наступает тогда, когда герои начинают жить своей собственной жизнью, почти независимой от воли их создателя.
Словом, получается, что написание рассказа или сказки, не говоря уж о повести и романе, — это и для автора большое приключение. Того и гляди появится откуда ни возьмись какое-нибудь чудище злодейское. А то самый что ни на есть скромный мальчик превратится вдруг в величайшего воина.
Одной из самых моих любимых книг в детстве были «Легенды и мифы Древней Греции», написанные Николаем Куном.
Значительно позже я узнал, что на испанском языке «куна» означает «колыбель».
В общем получается, что эти древнегреческие легенды и мифы служили мне чем-то вроде колыбели, а их персонажи – Геракл, Персей, Афродита, Гея – стали для меня чуть ли не близкими родственниками. Да так и сопровождают всю жизнь. Иногда даже распознаю их черты в лицах приятелей, знакомых или неизвестных прохожих. То замечаешь, что вот у этого парня много общего с мудрым кентавром Хироном, а у того – с Икаром, вот-вот обожжет крылья, слепленные воском, и рухнет в какой-нибудь пруд. Эта девушка – точь-в-точь Артемида. Зато ее подруга более всего напоминает сладкоголосую Сирену, заманит да погубит...
Редко, но встречаютя и зловещие Медузы Горгоны, и циклопы Полифемы, и совсем дикие Церберы. Очень полезно заранее знать, чего они могут отчебучить.
Ну, в жизни это не так сложно предугадать. Куда труднее в рассказах да сказках.
Но уж если вы прожили ту или иную историю вместе с ее героями, бок о бок, путешествуя, сражаясь, укрываясь от непогоды, переживая неудачи и радуясь победам, то в нашей простой «всамделишной» жизни ничего такого ужасного, непреодолимого на дороге не попадется.
Только вспомните, как расправились с циклопом, и сразу станет ясно – все вам по плечу.
1
В Греции, как говорят, – все есть.
Ну, я в это не очень-то верил. До тех пор, пока не узнал, что именно там живет мой двоюродный дедушка.
Разговор о нем зашел случайно - ранней весной во время обеда. Мама, вздохнув, сказала, что у него-то на острове козий сыр, конечно, свежайший – не то, что из магазина.
-А какие оливки! – добавил мечтательно папа. – Да еще земляничные деревья!
Так и выяснилось, что брат папиной мамы уже давным-давно проживает на небольшом острове посреди Эгейского моря. Там у него стада коз, оливковые рощи и множество котов.
-Он что – миллионер? – спросил я.
-Денег несчитано, - улыбнулась мама, - как гальки на пляже.
И папа кивнул:
-О, дед крутой! Будто скала морская. Давно, кстати, приглашал в гости…
-Вот закончишь этот год без всяких глупостей и четверок, отправим тебя, пожалуй, на каникулы в Грецию, - серьезно пообещала мама.
-Верно, верно, - согласился папа. - Пора становиться самостоятельней – поглядеть на иную жизнь и другие страны…
Я всегда знал, что родители мои созданы с помощью самых чудесных волшебных сил. В них перемешано все лучшее, что есть на этом свете.
Например, папа может сварить самые вкусные в мире макароны, а мама до того умна - знает все на три месяца вперед. Если сказала, что закончу четверть без четверок, так оно и будет.
Любимой моей книгой стал географический атлас. Я обшарил всю Грецию и каждый уголок Эгейского моря. Только остров Геронтия, место обитания двоюродного деда, а также коз и котов, никак не мог найти – наверное, не очень-то крупный.
Зато ясно представлял, как в греческом аэропорту меня встречает длиннющий лимузин. Потом на белоснежной яхте мы плывем к острову, и виден издалека на берегу огромный дом со множеством колонн, вроде древнегреческого храма.
2
Когда чего-то очень ждешь, - но не просто так, а прилагаешь усилия, чтобы сбылось, - то ожидаемое тут как тут. Точно конек-горбунок.
И глазом не успел моргнуть, - наступили летние каникулы. Папа с мамой собрали меня в дорогу, и вот уже самолет приземлился на окраине города Афины в аэропорту Элефтериос Венезелос, где должен был я встретиться с двоюродным дедом по имени Паппус.
Я сразу же увидел большой плакат с моим именем.
Но держал его в руках очень странный тип.
Мало похожий на обычного деда. И уж никак не миллионер с виду...
Рыжебородый, длинные волосы забраны в косичку. На белой майке портрет такого же волосато-бородатого мужика, штаны обшарпанные, а на ногах - чуть ли не домашние тапочки. Вылитый бродяга без определенного места жительства.
Но самое неприятное, что глядел он прямо на меня. Белозубо скалился и подмигивал.
Тошновато мне стало, как при болтанке в самолете.
И о чем думали родители, так легкомысленно отправляя единственного ребенка в чужую страну? Вот сейчас похитит меня неизвестный дядька и продаст в вечное рабство.
Я даже попятился, озираясь, кого бы позвать на помощь.
Да было поздно. Рыжебородый приблизился скорым шагом и положил мне на плечо тяжелую руку.
-Экий ты застенчивый цыпленок! – присел на корточки. – Я в твоем возрасте Черное море переплыл на резиновой лодке. А тебя, вижу, и в самолете укачало, такой бледный. Ну, обними дедушку Паппуса, сразу полегчает…
То ли знакомое имя успокоило, то ли сам голос, напомнивший папин, но я решился и осторожно приобнял. От него пахло солнцем, морем и еще непонятно чем, но явно чисто греческим. Может, именно так пахнут здешние мифы и легенды.
В конце-то концов, подумал я, разные бывают миллионеры. Некоторые с первого взгляда больше похожи на бродяг…
-Ну вот, и познакомились, - сказал он, щекоча мое ухо усами, - Как самочувствие на греческой земле?
-Пока - так себе, - честно ответил я, потому что еще не отошел от волнений и сомнений.
-Так себе – по-гречески эци кеци! – рассмеялся дед Паппус. – Если не возражаешь, буду звать тебя Эци Кеци. На первое время, самое подходящее имя. Поспешим, дорогой Эци Кеци, нас ожидает авион.
3
Авион оказался маленьким самолетом с надписью «Олимпик Аирвэйс». Только мы взлетели, как под левым крылом расстелился город Афины, а вскоре выплыли заливы Эгейского моря и большой, длинный остров…
-Эвбея, - сказал Паппус, - Так звали девушку, которую полюбил бог моря Посейдон. Безумно ее ревновал, и превратил в остров, чтобы ни на миг не расставаться. А сейчас прямо под нами пролив Эврипа. Вода в нем стремительна, как в горной реке. Но самое удивительное, что бежит сначала в одну сторону ровно шесть часов. Потом остановится, замрет на время, и – обратно с той же прытью…
Паппус длинным пальцем указал в какую-то точку за иллюминатором.
-В этих местах жила красавица Ио. Ее тоже, увы, заколдовали, превратив в корову. Тебе интересно, Эци Кеци? Или – так себе? – заглянул мне в глаза.
-Интересно, - зевнул я, - Правда, по привычке в сон клонит, когда сказки рассказывают.
Дед призадумался, почесывая рыжую бороду.
-Вообще-то, друг мой, это не сказки, а мифы - предания, призраки ушедшего времени. Но в древности они объясняли людям происхождение мира. Точно так же, как сейчас это делает современная наука. И кто знает, не назовут ли через тысячи лет нашу науку мифом?
Эта мысль мне очень понравилась. Вот летим мы сейчас на самолете, а через много-много столетий скажут, что такого и быть не могло, - мифы первобытных народов! Какие такие самолеты, когда любому школьнику известно, как легко перемещаться с помощью воображения. Задумался, мигнул и очутился, где пожелал.
Открыв глаза, я увидел, что уже идем на посадку. Вокруг было прозрачное море, а под нами остров Скиафос, знакомый еще по географическому атласу.
4
-Сейчас доберемся до гавани, - сказал дед Паппус, - Оттуда рукой подать до моего острова. Не притомился ли ты, Эци Кеци, не проголодался ли? Может, зайдем в таверну?
Да какой там голод, какая усталость, когда неподалеку поджидает яхта, а бодрый ветерок так окутывает запахом шоколада, будто пьешь воздушный какао.
-Это благоухает дерево кукунария. Но одним запахом сыт не будешь, - покачал Паппус головой.
А я готов был поклясться, что сыт и полон сил, до того приятно было нюхать, слушать, глядеть по сторонам.
Тут и там росли хвойно-шоколадные кукунарии. Кричали чайки вольными голосами. Белые дома под красными черепичными крышами спускались к морю. Длинный мыс со старинной крепостью разделял пополам широченный залив.
Впервые я очутился на острове, и чувствовал себя прекрасно. Как Робинзон Крузо, увидевший вблизи паруса долгожданного корабля.
Таких парусов было много в гавани Скиафоса. Очень хотелось самому угадать, какие из них принадлежат деду.
И конечно, легко представить, до чего же я расстроился, когда мы подошли к потрепанной моторной лодке с парусиновым навесом, под которым лежали дощатые ящики да металлические канистры…
Вот тебе и яхта!
Опять я сильно засомневался, двоюродный ли это дед-миллионер Паппус?
Или все же какой-нибудь самозванец, который вскоре потребует выкуп у моих несчастных родителей.
Все переживания, наверное, выползли наружу, прямо на лицо. И дед, заведя мотор, погладил меня по голове.
-Потерпи еще немного. Уверен, мой остров придется тебе по душе…
А острова тут шли один за другим, с небольшими промежутками. И каждый был хорош на свой лад, но все - веселые да приветливые
-Дед, - сказал я, набравшись смелости, - А тот, куда мы плывем, Геронтия, на самом деле твой?
-Ну да – мой, - пожал плечами Паппус. – Я ведь на нем живу, приглядываю за ним, чтобы все было хорошо, - он кивнул за борт на прозрачную воду. – И море вообще-то мое. Ведь я здесь плаваю. И небо, - поднял палец кверху, - честно говоря, тоже мое!
Наконец, лодка обогнула островок Кира Панагия - Пресвятая Владычица, и я вздрогнул.
Впереди из моря выпирало какое-то чернокаменное чудовище. Оно затаилось, будто дикий зверюга. Вот сейчас, как подплывем ближе, непременно прыгнет - раздавит, разнесет в щепки.
Если предположить, что у каждого острова есть свое лицо, то у этого оно было слишком суровым, как у нашей учительницы по русскому языку, когда та исправляла ошибки в сочинениях.
Тем временем дед Паппус привстал в лодке и закричал:
-Ясу, кириэ ниси Юра! Ты ка-а-а-н?
-Ка-а-а-ал-л-а! – прикатилось эхо.
-Слыхал? - повернулся дед, - Все отлично! С этим островом для начала надо любезно поздороваться – привет, господин остров Юра, как дела? Он и ответил: кала! Значит, хорошо…
5
Пока я раздумывал, причем тут какой-то Юра, лодка миновала черные утесы, и остров буквально распахнул объятия – перед нами открылась дивная песчаная бухта.
Вверх по склону поднимались деревья, усыпанные белыми, лучистыми цветами. Из небольшой пещерки раздавалось оживленное квохтанье, будто там находился курятник. А с горы, из серебристой рощи, донеслось такое радостное козлиное блеянье, какого я сроду не слышал.
-Привет от моих подопечных – морских котиков да диких коз! - Паппус прыгнул в воду и вытолкнул лодку на берег, - Что скажешь, Эци Кеци? Как тебе мой остров? Уверен, другого такого нет во всем мире!
-А почему ты называл его Юра? Ведь у твоего другое имя…
-Ну да, - согласился дед, выгружая ящики и канистры. – У моего острова немало имен. Все зависит от того, какие у тебя с ним отношения. Для некоторых это остров Циклопов. Другие величают его Дьявольским или Козлиным. Есть и старинное имя Геронтия. Но если совсем по-дружески, то он - просто Юра.
Взвалив на спину пару ящиков, взяв в руки по канистре, Паппус всучил и мне увесистую железяку, непонятного назначения. И по крутой петляющей тропе мы двинулись вверх.
Шелестели над головой лавровые и земляничные деревья. Под ногами шмыгали маленькие ящерицы. Черепахи, вытягивая морщинистые шеи, разглядывали нас. Неподалеку остановились две козы – белая да черная – и долго кивали вслед рогатыми головами.
Дед Паппус уже взмок, но шел размеренно, бормоча в такт шагам древнюю песню о приключениях хитроумного грека Одиссея. А получалось у него жутко современно, на манер рэпа.
Быстро достигли мы близко лежащего края циклопов.
С самого боку высокую мы увидали пещеру
Близко от моря, над нею — деревья лавровые. Много
Там на ночевку сходилось и коз и овец. Вкруг пещеры
Двор простирался высокий с оградой из вкопанных камней,
Сосен больших и дубов, покрытых густою листвою.
Муж великанского роста в пещере той жил. Одиноко
Пас вдалеке от других он барашков и коз. Не водился
С прочими. Был нелюдим, никакого не ведал закона.
Выглядел чудом каким-то чудовищным он и несходен
Был с человеком, вкушающим хлеб, а казался вершиной
Лесом поросшей горы, высоко над другими стоящей.
6
Сам остров Юра мало изменился с тех пор, как его посетил Одиссей. В общем, симпатичное место. Особенно приятно, что циклопы уже повымерли, не встретимся.
Другое меня огорчало. Не похоже, что в таких диких краях проживают настоящие миллионеры…
И все же я еще надеялся увидеть огромную виллу, вроде дворца, со всеми удобствами.
Мы уже высоко забрались, примерно на тридцатый этаж без лифта. Обошли гигантский пробковый дуб, под которым паслась небольшая - кофейная, с молочными пятнами – корова.
-Вот мы и дома! – объявил дед Паппус.
И тут я увидел жалкий полукруглый домишко в два окна, прилепленный прямо к скале.
Руки мои ослабли, разжались сами собой. Железная болванка звонко цокнула по камню, подпрыгнула, прокатилась меж кустов и засвистела вниз с обрыва, булькнув под конец.
-Эх, Эци Кеци, дюже ловок! – крякнул дед, открывая дверь, - Заходи, устраивайся, а я спущусь за остальным грузом да поищу на дне шестерню…
Внутри было прохладно и сумеречно. Разглядев скромное жилище, я удивился, насколько оно велико. Единственная комнатка через арочный проход соединялась с громадной пещерой, стены которой терялись во мраке.
Да, все это меня здорово подкосило.
Еще утром был в Москве с родителями в благоустроенной квартире. И вот – нате вам! – какая-то циклопская берлога посреди моря. Ни компьютера, ни телевизора, ни холодильника…
Хорошо, есть лампочка под потолком. Я тут же пощелкал выключателем, но без толку…
Ну и каникулы мне устроили! Хуже любого злодейского похищения! Там хоть можно надеяться, что быстренько выкупят. А в моем случае – полная безнадега. Сиди до конца лета впотьмах среди черно-белых коз…
Теперь я отлично понимал, что испытывал Робинзон Крузо, очутившись за тридевять земель от родины на необитаемом острове.
7
Такие горькие мысли одолели меня. Даже не заметил, как вернулся мокрый дед Паппус со своими глупыми ящиками.
-Увы и ах! Сколько ни нырял, а шестеренку для электромотора не отыскал. Наверное, рак-отшельник уволок или бесстыдница-каракатица, - вздохнул он, вроде бы извиняясь, – Придется, любезный, посидеть пару дней без света…
Зорко на меня глянув, покачал головой:
- Неужто, Эци Кеци, все здесь так скверно?
-Хуже не бывает, - буркнул я, - Вообще без электричества жить не могу. Сразу аллергия – насморк, куриная слепота и свинка …
Дед Паппус сильно всполошился:
-Прости, но твои родители о таких напастях не предупреждали! Сейчас же отправлюсь к Пресвятой Владычице за новой шестеренкой. Да вот еще беда! – звонко хлопнул себя по лбу, – Сегодня двадцать третье июня – греческий праздник середины лета. Это такой день, совсем необычный! Всякое случается, особенно на острове Юра ближе к ночи. Нельзя тут одному оставаться…
Но я заупрямился изо всех сил. Не могу сказать, что очень часто, но время от времени со мной такое происходит. Обижаюсь на весь мир, и начинаю делать все наперекор да назло – без всякого смысла.
То есть, по словам родителей, сильно кобенюсь. Слово, конечно, не из приятных. «Кобень» - просто-напросто твердолобый человек. Или вредный крюк в стене, за который, проходя мимо, легче легкого зацепиться.
Как дед Паппус ни уговаривал отправиться вместе за шестеренкой, как ни пугал разными древними мифами, - все напрасно.
-Ну, раз ты такой кремень – оставайся, - сказал он, притомившись, - Одно запомни: если будет невмоготу, воспользуйся сиреной. Она такая сильная, далеко слыхать. Сразу кто-нибудь приплывет с соседних островов, хотя бы с Псафуры, где стоит маяк…
-А где же сама сирена? - спросил я на всякий случай.
Дед указал на мешок под стеной.
-Посыплешь зерна у входа в пещеру – не менее пяти горстей – она и прилетит, не задержится…
С этими словами повернулся и заспешил по тропинке к морю.
Хотелось побежать следом, но я удержался.
8
Посидел под пробковым дубом, поковырял кору. Наверное, пробка успокаивает, потому что кобенистость живо улетучилась.
Только на душе, как обычно после этого, было противно от себя самого.
Услышав отдаленный стрекот мотора, поглядел с откоса, как лодка, оставляя за собой пенные усы, выходит из бухты. Солнце быстро опускалось прямо на остров Пресвятой Владычицы.
Стало жалко деда Паппуса. Он от всего сердца хотел, чтобы его любимый остров понравился. А мне только и подавай яхты да виллы! Ужасная глупость! Ведь никакой самый богатый дом не сравнится хотя бы вот с этим пробковым дубом, или с пушистыми цветами мирта, или с той же коровой, что мирно пасется у меня за спиной.
Да и миллионы, если хорошо подумать, полная чепуха. Как говорит мой папа, - и король, и пешка, когда партия закончена, оказываются в одной коробке.
-Ах, какие верные слова! – раздался вдруг голос.
Я быстро обернулся, но никого, кроме коровы, не заметил. Ну, можно и с ней поболтать, когда совсем один на острове. Подошел и ласково потрепал упругое ухо. Корова перестала жевать, поглядела на меня волоокими глазами и отчетливо произнесла:
-Фелисе ме, Эци Кеци. Поцелуй меня. Думаю, это пойдет мне на пользу…
Я не то чтобы опешил, но все же немного растерялся. Раньше-то с коровами очень мало общался. Лишь издали видел пасущиеся у дороги стада. Даже не знал, как теперь обратиться к этой. На всякий случай поглядел, не бычок ли передо мной, и сказал как можно вежливей:
-Простите, не совсем понял, о чем вы?
-Чего же тут непонятного? - отвечала она, - Речь идет всего лишь об одном невинном поцелуе…
Признаюсь, я еще ни с кем не целовался. Поэтому не был уверен, угожу ли корове. Но отказать не смог. И, зажмурившись, чмокнул в прохладный нос.
9
А когда приоткрыл левый глаз, увидел черноглазую девочку в белом платье с кофейным узором. Вся она была какая-то распахнутая, будто небольшая форточка на сквозняке. И смеялась так весело, до слез, словно налетел солнечный ветер с дождем.
-Меня зовут Ио, - еле сумела произнести, - Я с острова Псафура, где маяк. Твой дед попросил навестить тебя. Интересно, зачем ты целовал корову? Или так принято в России? Таков обычай?
У меня тоже имелась куча вопросов.
Во-первых, с какой стати я начал понимать по-гречески?
Во- вторых, когда это Паппус успел побывать на Псафуре, если отправился совсем в другую сторону?
И, в-третьих, зачем же действительно я целовал корову?
Она как паслась, так и пасется, а девочка Ио объявилась вроде бы сама по себе, без помощи моих поцелуев…
Хотя я готов был спорить на что угодно – взгляд у коровы теперь далеко не такой умный, как пять минут назад, во время нашей беседы.
Наверное, и вправду особенный был день – греческий праздник середины лета.
И чем ближе подходила ночь, тем все более странные происходили события.
Уже с плоского острова Псафура начал подмигивать маяк. Казалось, он торчит прямо из моря, как строгий палец Посейдона.
-Погляди, взошло созвездие Кентавра, - подняла Ио лицо к небу. – У нас могут быть гости. Пора готовить праздничный ужин…
Она развела огонь в очаге и сновала там и сям, заглядывая во всякие мешочки и коробочки, сундучки, корзинки и большие глиняные амфоры.
-О! Паппус живет, как настоящий царь, - оценила, наконец, - Всего в достатке. Сейчас будет тебе и кокореци, и саганаки, и дзадзыки, и мелидзана…
Хоть я и не знал, что это за блюда, но сами слова вкусно звучали. Сразу ощутил, как проголодался.
А когда на огне зашипели баклажаны, козий сыр да баранина с потрохами, почудилось, будто и пещерный мрак ожил, зашевелился, жадно сопя и пофыркивая.
-Будь добр, Эци Кеци, - улыбнулась Ио. – Принеси лаврового листа. Он в пещере по левую руку, через сто шагов от порога.
Рядом с Ио и очагом было так светло, уютно и весело. Совсем не хотелось отходить ни на шаг, а тем более вглубь пещеры.
-Да разве нельзя обойтись?- спросил я..
-М-у-у-у! Невозможно! – воскликнула Ио, – Лавр облагораживает еду. К тому же те, кто жует листья лавра, всегда побеждают! Только возьми фонарик или факел, иначе заплутаешь. И крепко запомни, - добавила строго, - ни в коем случае не оглядывайся….
Да, эта маленькая девочка вела себя, как большая, очень по-хозяйски.
10
Никакого фонарика, конечно, не нашлось, зато факелов было множество – и во дворе, и на стенах дома. Один я поджег, а другой сунул подмышку.
Пламя горело ровно, успокоительно. До тех пор, пока не вошел в пещеру, где оно сразу заволновалось, то угасая, то подпрыгивая. Выхватывало из тьмы ослепительно-белые и черно-коричневые сталактиты, спускавшиеся с невидимого свода. А из стен, казалось, выступали гигантские желтоватые скелеты мифических существ.
Я уже сбился со счета шагов. Даже не мог сообразить, где у меня левая рука, а где правая. Так и подмывало повернуть назад. Но как бы я объяснил Ио отсутствие лаврового листа? Все же оглянулся, чтобы оценить пройденное, и еле различил вдали мерцающий, будто маяк, очаг. Похоже, слишком далеко протопал.
-Ты прямо у цели, мальчик…
Передо мной стоял дядька, очень похожий на деда Паппуса, – такой же рыжий и бородатый. Ничего ужасного в нем не было. Но от неожиданности я выронил оба факела.
-Не беспокойся, дорогой, - прозвучало из кромешной тьмы, - Для меня что свет, что мрак – все едино. Сейчас наберу лаврушки, и поскачем ужинать. Давай-ка, подсажу…
Меня ухватили подмышки, подняли и куда-то усадили.
В общем-то, удобно расположился, точно на пони в зоопарке. Вероятно, у дядьки за спиной было какое-то специальное устройство, вроде дивана на роликах. Они резво застучали по камням, напоминая цоканье копыт, и мы вмиг выбрались из пещеры.
-Наконец-то, - сказала Ио. – Уж беспокоилась, не заблудился ли. Слезай, Эци Кеци, со старика Хирона. Он совсем не так молод, как выглядит.
Лишь спрыгнув на пол и оглядев в подробностях гостя, я сообразил, на ком именно прокатился.
Перед нами стоял настоящий кентавр – человеческий торс в клетчатой рубашке, а все прочее лошадиное. Причем и намека на уродство в таком сочетании не замечалось. Напротив, старик Хирон был прекрасно сложен, куда лучше Шварценеггера.
-Друг и учитель многих героев древнего мира, - поклонился он, – К вашим услугам…
-Му-у-у, стол накрыт. Располагайтесь, - пригласила Ио.
Но я совершенно не понимал, как располагаться и как себя вести с таким великим кентавром, на спине которого только что панибратски посиживал.
-Напрасно смущаешься, Эци Кеци, - ободрила Ио. – Конечно, Хирон мудр, достоин уважения, но воспитатель не лучший в мире. Вот учил-учил уму-разуму Геракла. Вспомни, что из этого вышло! Да перебил Геракл почти всех соплеменников своего наставника…
Хирон опечалился и шмыгнул носом:
-Увы, есть много горькой правды в этих словах. Иные кентавры, не скрою, получили по заслугам за свой дикий нрав, но многие погибли безвинно. Избежавшие стрел Геракла так заслушались сирен, что перестали есть и умерли…
11
Не успел Хирон закончить свою речь, как из недр пещеры, цепляясь за стены и бормоча под нос, точно пьяный, вывалился огромный, лохматый и оборванный, мужик – «чудо чудовищное».
-Дайте пожрать слепому! – взревел пришелец. – Хоть раз в году, по случаю праздника!
Ио всплеснула руками:
-Эх, Эци Кеци, предупреждала ведь - не оглядываться! Сейчас этот троглодит весь наш ужин разом проглотит…
-Да что ты, госпожа! Малый кусочек баранины – все, что нужно бедному Полифему, - он униженно сгорбился и опустился на пол, свернувшись у порога, подобно битому псу.
Хирон задумчиво поглядел на жалкого великана:
-Тебе, как понимаю, все равно – жареное или сырое?
-Что подадите, то и хорошо будет, - ответил Полифем голосом заправского нищего. Он слепо принюхивался, навострял на каждый звук уши и ощупывал волосатыми лапами пространство вокруг себя.
Ио, проверив еще раз дедовские запасы, достала вяленую баранью ногу.
Жутко было смотреть, как жадно вгрызался в нее циклоп! Ни косточки не осталось.
Закусив, ободрился и попросил стаканчик вина.
-Ну, это уж – дудки! – подал я голос, припомнив историю с Одиссеем. – Он как выпьет, начинает людей пожирать…
Полифем медленно повернул ко мне изуродованную морду:
-Эх, молодой человек, - горестно вздохнул, - Чистой воды враки. Меньше бы читали всякую дребедень!
С этими словами приподнялся на корточки, протянул руку и ловко ухватил стоявшую неподалеку амфору, тут же опрокинув ее, как малую рюмку, в свою пасть.
Все произошло настолько стремительно, что никто и с места не успел сдвинуться.
А циклоп уже стоял в дверном проеме. Наглухо загораживал выход из дома и шарил по сторонам лапами, будто играл в жмурки.
-Значит, их здесь всего-то трое, - рассуждал зловещим шепотом. – Ничего-ничего. Хватит и этого. Похоже, что праздник удастся на славу…
Хирон приложил палец ко рту, показывая, что надо сидеть тихо.
Однако Ио молчать не могла – так ее возмутило варварски-беззаконное, просто свинское поведение Полифема.
-Какая же ты циклопская скотина! – воскликнула она. – Людоед бессовестный!
До чего же она была прекрасна в справедливом своем гневе! Настолько, насколько и неразумна.
Полифем тотчас выбросил вперед руку и схватил Ио, словно хамелеон стрекозу. Нащупал поблизости большую корзину и запихнул туда, придавив крышку ножищей трехсотого размера.
12
«Жуткий сон, - пронеслось в моей голове, - Такого в нашем мире не бывает».
Хотя, если задуматься, бывает – еще и не такое. Да не время размышлять!
Я увидел, как Хирон, высоко подпрыгнув, треснул передними копытами в лоб циклопу. Но тот лишь поморщился, отмахнулся, и старик-кентавр отлетел в угол дома, чуть не угодив в пламя очага.
Мало чего соображая, я сунул в рот лавровый лист.
Мерно жуя, как бычок на выпасе, поджег сразу несколько факелов и принялся метать в Полифема.
Лохмотья и шерсть кое-где задымились. Да это, похоже, его только раззадорило. Он угрюмо ворчал, не снимая ноги с корзины, и пытался достать застонавшего Хирона.
И тут мысли мои прояснились. Я вспомнил о сирене.
Хватая пригоршнями зерно из мешка, сыпал его и сыпал без счету, но не на порог пещеры, а прямо под ноги циклопу.
Сколько насыпал, трудно сказать. На миг отчаялся, решив, что сирена не сработает.
И сразу различил шум крыльев, будто приближался целый гусиный клин.
Успел рухнуть на пол, заткнув уши, но все равно услышал, как надо мной просвистело что-то, вроде тяжелого снаряда.
Раздался грохот, дикий рев циклопа и – тишина. Впрочем, не полная. Она как раз была наполнена - нежным, почти голубиным воркованием.
Там, где только что свирепствовал Полифем, сидела прекрасная лицом девица, вся в перьях и с куриными лапами.
-Спасибо, милый отрок, за угощение, - пропела она таким сладко-искрящимся голосом, от которого у меня сердце замерло.
-Офилос, друг! – продолжила она. – Я тут нечаянно кого-то сбила. Теперь лежит он бездыханный средь скал морских. Прости неловкую сирену Аглаопу…
Так бы и слушал день и ночь эту Аглаопу, но были дела поважней.
Во-первых, освободить из корзины Ио.
Во-вторых, поставить на ноги Хирона.
И, в-третьих, прибраться в доме до возвращения деда Паппуса, чтобы не напугался старик. Да попрошу его называть меня с этих пор - Поли Кала, то есть Очень Хорошо.
А если все успею, искупаюсь, наконец, в Эгейском море - на восходе солнца. Пока не кончился праздник середины лета. Пока еще можно побеседовать с котиками и козами.
Наверняка, они много чего расскажут об этом чудесном острове Юра, на котором я проведу все лето и обязательно приеду еще не раз.
Как говорит моя мама, весь наш мир – одна прекрасная книга. Загвоздка в том, что надо научиться ее читать, понимая смысл. И чем раньше, тем лучше.
